Его изображение есть едва ли не в каждом храмовом иконостасе. И это неслучайно. Так же, как и то, что о нем нам напоминает священник – каждый раз перед самым Причащением: «…не бо врагом Твоим тайну повем, ни лобзания Ти дам яко Иуда, но яко разбойник исповедаю Тя: помяни мя, Господи, во Царствии Твоем».
На каждом этапе своего непростого и замедленного воцерковления я вновь и вновь обращалась к этим стихам Евангелия от Луки (23: 42), думала о судьбе обратившегося ко Христу разбойника. И хотя уподобиться ему в смирении, исповедать Христа так же, как он, не могла, как и теперь не могу, это размышление всякий раз оборачивалось уроком.
Урок первый: принять прощение
Одной из причин моих обращений к благоразумному разбойнику была боль от вины. Не от греха, подчеркиваю, а от вины, которая есть плод греха, его результат; вины перед людьми, которых обидела, ранила, которым принесла страдание. Эти эпизоды выплывали из памяти один за другим. И я говорила о них на исповеди. Священник накрывал меня епитрахилью, но легче от этого мне почему-то не становилось. «Аз, недостойный иерей, властию Его, мне данною, прощаю и разрешаю…» Хорошо, я верю, что он разрешает – меня, но как быть с ним, с нею, с ними?..
И всякий раз, делая шаг от аналоя, видела я лицо прощенного разбойника – с крестом на плече среди райских деревьев. И думала: а ведь о нем тоже можно спросить: какое он имеет право на радость? Он в Раю – прекрасно, а как же та кровь, которую он пролил, те сородичи, которых он продавал в рабство язычникам, как же вдовы, сироты, старики родители, обездоленные его разбоем?
А убитый Урия, а Вирсавия, совращенная и опозоренная царем Давидом, как же они?.. Я вслушивалась в 50-й псалом. Меня поражало то, как верит Давид в прощение, в то, что Господь может омыть его, дабы он убелился паче снега; в то, что для него, Давида, из-за похоти своей сотворившего такую беду, возможны «радость и веселие»…
Несколько лет подряд я по приходскому послушанию вела переписку с осужденными к пожизненному лишению свободы. Это, конечно, тема отдельная: здесь скажу лишь о том, что письма мы оттуда получали – очень серьезные. Письма людей, которые, оказавшись в предельно жестких условиях и практически без надежды на изменение жизни к лучшему, – действительно поняли, зачем им это дано, нашли в себе силы обратиться к Богу, поблагодарить Его – и начали реально меняться.
Осторожно подбирая слова для ответных писем, я понимала: те, кого мои адресаты убили, не воскреснут, разве только в Судный день; те, кого они осиротили, никогда уже не будут жить без страшной боли внутри. Но Тот, Кому молился царь Давид, Тот, Кто сказал разбойнику: «Ныне же будешь со Мною в раю» (Лк. 23: 43), знает все и об их судьбе, и об их страдании тоже. Как ни странно, как ни дико даже для неготового человека это звучит, Ему равно дороги и жертва, и убийца, Он им обоим хочет одного: спасения. И подлинная победа над злом – это не наказание преступника, как кажется подчас нам, привыкшим жить одними только земными понятиями о справедливости, а именно его раскаяние и обращение к Богу. К сожалению, это происходит нечасто.
Подлинная победа над злом – это не наказание преступника, а именно его раскаяние и обращение к Богу
Возвращаясь от этих примеров к собственным грехам, я как-то понемногу начала понимать, что надо уметь принять прощение – как принял его благоразумный разбойник. Не знаю толком, из-за чего – из-за гордости, уныния, маловерия? – мы упорно пытаемся судить себя сами, меж тем как Судия у нас один, и не надо пытаться заменить Его суд собственным судом над собой; нельзя противопоставлять самонепрощение прощению Божиему.
Нет, это не значит, что на прошлое нужно махнуть рукой, что жертвы твоих грехов с какого-то момента тебе безразличны. Напротив – те долги, которые мы в силах вернуть, необходимо вернуть, как это сделал начальник мытарей Закхей (см.: Лк. 19: 8). Как вернуть? Молиться за раненных нами людей; потрудиться, пока не поздно, для тех, кому мы в иные годы много чего недодали; изменить в отношениях с ближними то, что мы можем сейчас изменить. Все это реально, и во всех этих трудах у нас есть помощники, молитвенники за нас: близкие нам святые и он – безымянный разбойник, первым вошедший в Рай; его молитвы о нас мы тоже можем попросить, разве не так?
Урок второй: открытие совести и познание слабости
Конечно, я думала о том, почему этот разбойник оказался благоразумным, чем он отличался от своего товарища, который, напомню, злословил «Царя Иудейского»; почему именно с ним после всех его кровавых дел произошло вдруг такое чудесное обращение.
Нет, конечно, не вдруг это произошло. Человек не становится другим вот так – вдруг, за минуту (какой бы эта минута ни была), без созревших внутренних причин или предпосылок. Наше формирование и наша, в конечном итоге, судьба – это неразрывная цепь причин и следствий, тут же становящихся причинами. У каждого нашего поступка есть предыстория – ни один из них мы не совершаем «ни с того ни с сего». В этом смысле, действительно, чудес не бывает. Казненный разбойник шел к великой минуте, к своему крестному исповеданию всю жизнь. Жизнь его была преступной, блудной, жестокой, однако она не загасила в нем той божественной искры – совести, – что, по слову аввы Дорофея, всеяна Богом в каждого из нас.
Совесть была жива. Она не давала человеку принять происходящее с ним как норму. Она создавала зазор меж самим человеком и тем, что человек делал. Благодаря совести человек не был равен самому себе. И, наверное, страдал. Но одно дело – страдать, другое – изменить свою жизнь: уголовная среда – что тогда, что сейчас – так просто своих не отпускает.
А нет ли у нас с вами в памяти эпизодов, когда мы не смогли преодолеть давление среды, не уголовной, конечно, обычной?.. Когда мы не нашли в себе нравственных сил, чтобы просто – не смолчать, встать, сказать: люди, мы неправы сейчас; то, что мы делаем, делать нельзя?.. Когда мы не защитили жертву, побоялись вступить из-за ближнего в конфликт – с «коллективом», как принято это называть, или с начальством?..
И ведь каждый раз – заметьте: каждый раз – даже если не осознавали! – все равно чувствовали: что-то не то. Неправильно что-то здесь. Нельзя было так…
Чувствовали потому, что совесть в каждого из нас всеяна, она где-то в самой сути человеческой живет, в том, что человека от всех иных живых существ отличает. Нет человека без совести, и у того, второго разбойника она тоже была! Весь вопрос в том, что человек с нею делал.
Открывая в себе совесть, человек Бога в себе открывает – и свою слабость тоже
Открывая в себе совесть, человек, по сути, Бога в себе открывает и тварность свою и высокое свое предназначение познает. Но он ведь и слабость свою открывает тоже. Раскаяние и есть, по сути, познание и признание человеком собственной слабости. Отчет в ней – так можно сказать. Приколоченный к кресту преступник в последние, крайне мучительные минуты своей жизни, когда нечего уже терять и некуда откладывать, делает именно это – признает свою слабость, дает себе отчет в том, что не смог прожить свою жизнь иначе – не во зле.
Но он ведь не только себе в этом отчет дает, не только товарищу об этом сообщает: в следующем стихе Евангелия от Луки (23: 42) он обращается с этим к распятому рядом Безгрешному.
Урок третий: обращение
В церковной жизни часто бывает так: что-то слушаешь или читаешь регулярно, в течение нескольких лет, и вроде бы понимаешь – но во всей глубине своей смысл этих слов до тебя доходит внезапно. И поражает.
Так дошел до меня смысл слов святителя Иоанна Златоуста из молитвы, входящей в Последование ко Святому Причащению:
«…но от покаяния Тебе пришедшия вся, в лице Твоих другов вчинил еси, Един Сый благословенный…»
Я поняла, что покаяние – это не просто сожаление о грехах и греховных делах, это обращение от них к «Распятому же за ны при Понтийстем Пилате». Это шаг из греховного состояния не просто в некое другое, правильное, а именно к Нему.
Покаяние – это не просто сожаление о грехах. Это обращение от них к «Распятому же за ны»
Нам весьма присуще это на самом деле – переживание собственной греховности без обращения к единственному подлинному Врачу. Человек страдает наедине с самим собой, страдает от невозможности себя принять, от несоответствия реальности тем идеальным представлениям о собственной персоне, которые он бессознательно в себе вскормил. Это не покаяние в христианском смысле слова, это, по сути, страдание гордости. Его результат – неуверенность в себе, психологическая неустойчивость, невротичность, а подчас и депрессия.
Напротив того, когда человек не просто сожалеет о чем-то содеянном, но сразу обращается с этим ко Христу, именно в Нем видя Помощника, Покровителя и Исцелителя, – тогда…
…тогда у человека возникает удивительное чувство устойчивости. Я знаю это по собственному опыту. Это интуитивное чувство верной дороги – как у птицы, летящей с юга на север. Не разумом поверяется эта верность, а тем, что глубже разума. Разумом не поверишь, что Он тебя сейчас «вчинил в лице другов» и поможет тебе как Друг, – а сердце это знает.
Урок четвертый: яко разбойник, исповедаю…
В духовной жизни своей человек бывает чрезвычайно парадоксален. Как ни страдала я от своей греховности, от количества прискорбных эпизодов в прошлом, исповедать своего Спасителя, «яко разбойник», я не могла. Срабатывала самозащита, привычка, несмотря ни на что, причислять себя к светлой части человечества. Хотя в иную минуту воспоминание о давней вине, огромной и непоправимой, приходило в такой разящей ясности…
…что я наконец задумалась: для чего?
И, как мне кажется, услышала ответ: для того, чтобы таким же ясным стало твое христианство. Чтобы не было оно поверхностным, дремотным, беглым, чтобы не произносила ты все эти слова: «…не хотяй смерти грешнаго, но якоже обратитися и живу быти ему» – как не имеющие к тебе отношения, только потому, что их положено произносить. Чтобы не числила ты себя положительной и чего-то заслуживающей «в любом случае», то есть безотносительно к вере.
Чтобы захотеть спастись, нужно понять, что погибаешь. Чтобы увидеть Его любовь, нужно увидеть все причины тебя не любить. Христианин – это тот, кто смотрит на Христа из точки своей греховности. Христианин – это и есть благоразумный разбойник; благоразумный разбойник – это и есть самый настоящий, до конца христианин. Боль от вины сравни с Его распятием на кресте. Тогда, может быть, действительно исповедаешь Его «яко разбойник»…
Марина Бирюкова