История из жизни русского журналиста в «коронавирусный пост» в США
Когда я задумывался, какой же будет моя самая необычная Исповедь, то все время представлял что-то крутое или необычное – в каком-то знаменательном для всех христиан месте, или с потоком слез и снисхождением особой благодати. И в очередной раз убедился в том, что пути Господни действительно неисповедимы, ибо гордыня и «наполеоновские планы» о собственной исключительности были, как водится, посрамлены.
Как образно выразился один знакомый священник, все мы проходим «коронавирусный пост», который накладывает ограничения практически на все. Сейчас ситуация в США, слава Богу, начинает постепенно выправляться, но большинство ограничений еще остаются в силе. Это касается, в частности, и числа молящихся в церквях: уже больше года мы можем приходить на богослужения только по предварительной записи, а частная Исповедь заменена общей, которую священник читает для всех перед Причастием. И хотя Исповедь эта согревает и очищает сердце, оно уже истосковалось по тому, чтобы подойти к аналою под иконой и в тишине лично покаяться в грехах.
Бог даст, скоро так снова будет, а пока…
Прямо перед Великим постом настоятель нашего русского храма в Вашингтоне попросил использовать это время для покаяния. А поскольку лично сделать это в тех условиях было проблематичным, он предложил всем желающим воспользоваться вполне инновационными методами – например, позвонить священникам по телефону или прислать им список грехов, в которых исповедаешься, по электронной почве, чтобы они потом, прочитав разрешительную молитву, его сожгли.
Я живо представлял себе, как поделюсь с читателями ощущениями от Исповеди «по телефону» или «по переписке»
Я уже живо представлял себе, как воспользуюсь этими чудесами техники, а потом поделюсь с читателями ощущениями от Исповеди «по телефону» или «по переписке». Но все получилось иначе и гораздо проще.
Через пару дней я попросил нашего настоятеля выслушать меня по насущным жизненным вопросам, и мы встретились с ним в приходском доме. Вели беседу, удобно разместившись на мягких диванах, и в какой-то момент я сказал: не знаю, можно ли это считать Исповедью, но мне это очень важно, и я буду говорить, как на Исповеди. На что неожиданно для себя услышал ответ батюшки: «Дима, говорите именно так, а потом мы пойдем в храм, я возложу на вас епитрахиль и прочитаю разрешительную молитву».
В этот момент я понял, что никакой крутой и новомодной Исповеди у меня не будет. Слегка смутился, но ничуть не расстроился, как ни странно. Мне было абсолютно все равно, что мы сидим на мягких подушках, рядом с цветочными горшками, а не под иконами, а шкаф с энциклопедией Брокгауза-Эфрона гораздо ближе, чем Евангелие.
Я вдруг почувствовал, что все это – пусть важные, но все-таки внешние атрибуты. Главное – во внутреннем настрое. Я никуда не торопился и говорил, кажется, полчаса – о насущных для меня вещах, о грехах. Батюшка же внимательно слушал меня и давал очень важные советы. В общем, все было как на обычной Исповеди, и чем больше я изливал душу, тем теплее и светлее на ней становилось.
Я почувствовал, что Бог услышал меня
После этого мы пошли в пустой храм, где я впервые за год склонился перед аналоем, а настоятель прочитал надо мной разрешительную молитву. Это было удивительное ощущение, которое трудно передать словами. Я почувствовал, что Бог услышал меня. Мне кажется, Он совсем не обратил внимания на то, что я каялся «в неположенном месте», сидя на мягком диване, а не стоя перед иконой. Главное – каялся.
Я ощутил легкость – как после обычной Исповеди, и это чувство, словно бальзам, разлилось по всему телу. Был легко, хорошо и радостно.
Ну, а как бонус, поскольку торопиться было некуда, настоятель напоследок рассказал мне, что удивительную икону святого целителя Пантелеимона, под которой у нас стоит аналой, написал самый известный иконописец Русского Зарубежья – архимандрит Киприан (Пыжов). Возможно, этим и объясняется тот факт, что в свое время я так полюбил великомученика, которого теперь считаю одним из покровителей своей семьи.
Дмитрий Злодорев
Вашингтон