Ранняя зорька (фрагмент). Фото: Архиепископ Максимилиан (Лазаренко)
Мой дед, заядлый рыбак, когда маленьким брал меня на реку, рассказывал, что Христос любил рыбалку. Иначе зачем бы Он своих первых учеников выбрал из рыбаков? Сколько вокруг было безродных пастухов, каменщиков, водоносов и других бессребреников! А Он пошел на Галилейское море и, встретив там Симона Петра и брата его Андрея, сказал им: Идите за Мною, и Я сделаю вас ловцами человеков (Мф. 4, 19). И они сразу бросили свои сети и лодку, пошли за Ним и стали первыми призванными апостолами. Андрей стал зваться «Первозванным», а Петру вообще достались ключи от Рая! Рассказывая мне об этом, дед радостно улыбался: он был уверен в благотворном влиянии рыбалки на душу человека и брал меня на реку чуть не с пеленок. Благо жили мы на крайней улице с видом на городской пляж, и первый раз меня взяли на реку, когда я еще не выучился ходить.
Я рос бойким непоседливым мальчиком, и это было отличным предлогом брать меня с собой на рыбалку. Дед с серьезным видом говорил бабушке: «Возьму его с собой на утреннюю зорьку! Будет сидеть, на поплавки глядеть – вот и научится терпению!» Логика в его словах была железная, и бабушка, хоть и чувствовала сердцем, что не надо меня никуда отпускать, возразить ничего не могла и только качала головой. Рано поутру мы с дедом спускались от нашего дома по усыпанной росой тропинке к реке, отвязывали лодку, а потом долго плыли среди густого тумана и тишины. Можно было опустить в теплую, как молоко, воду руку и смотреть на буруны от весел, и думать о чем-нибудь загадочном и таинственном.
Возле большого плеса мы ставили лодку поперек течения на грузы, бросали за борт хлебные крошки вперемешку с перловой кашей, сдобренной подсолнечным маслом, закидывали удочки с червяками и начинали ждать лещей. Приманенные запахом прикормки, лещи начинали копаться в иле на дне, отчего из воды поднимались пузырьки, а потом добирались до вкусных червяков у нас на крючках. Когда поплавок приподнимался, я с волнением шептал: «Деда, деда!», а тот жестом показывал пальцем, что торопиться нельзя. Нужно было дождаться. Глядя на спокойное лицо деда, я ждал, и только когда поплавок ложился на воду или начинал плыть в сторону, подсекал, и если все делал правильно, удочка сгибалась в дугу, рыба на другом конце тянула в глубину, а сердце было готово выпрыгнуть из груди! Если рыба была небольшой, я вытаскивал ее сам, а когда попадалась большая, то передавал удочку деду, и он спокойно выводил большого, как серебряный поднос, леща к поверхности воды, чтобы тот вдохнул воздуха и лег на бок, после чего его можно было спокойно завести в сачок. Лещ был большим и красивым, и когда ты держал его в руках, чувствовал себя не маленьким сопливым мальчиком, а настоящим мужчиной.
Когда рыба не клевала, я начинал скучать, и тогда дед высаживал меня где-нибудь на песчаном пляже, где я ловил на мелководье ракушек, чтобы устраивать между ними соревнования – какая быстрее доползет до отмеченной черты. Когда солнце поднималось высоко над головой, я шел купаться, а потом лежал на песке и ждал деда. Когда он приплывал, мы разводили костер, ставили котелок с чаем на огонь и смотрели, как на большой лодке перевозят сено с одного берега на другой и как пастухи гонят большое стадо коров на водопой. Коровы заходили в воду, и вокруг них собиралось множество рыб, охотившихся за мухами и разными водными личинками, которых вымывало у тех из-под ног. Уже к третьему классу я мастерски научился их ловить, а к шестому мы с друзьями купили лодку, деньги на которую заработали сами. Собирали макулатуру, бутылки, которые потом сдавали по 15 копеек, дрова ходили колоть к соседским бабушкам. Бабушки добрые – кто 50 копеек, кто рубль дадут. Когда нужная сумма наконец была накоплена, мы купили у соседа самую настоящую рыбацкую лодку. Она долгое время лежала у него в саду под яблонями и была вся в дырах. Чтобы ее починить, мы утыкали дно паклей, а затем залили расплавленным гудроном. И потом в ней даже спать было можно – ни капли воды не пропускала! На ней мы путешествовали вверх и вниз по реке так далеко от дома, что если бы родители узнали, никогда бы нас не отпустили, но они не знали, а доверчиво думали, что мы плаваем где-то поблизости. Но мы не затем отказывали себе в газировке, мороженом и кино, чтобы такой ерундой заниматься! На нашей лодке мы обследовали все заповедные места далеко за городом и порой заплывали в такие дебри, в сравнении с которыми амазонские джунгли из моей любимой книжки про пиратов были жалким болотом. В одной из речных проток мы устроили настоящий лагерь с навесом от дождя, местом для костра, котелком для ухи, скамеечками и нырялкой, где мы жили как настоящие путешественники: обследовали окрестности, ловили рыбу, варили уху и купались до посинения.
Щуки – достойные противники: они большие и сильные, и ошибок не прощают
Когда я вырос, от реки моего детства осталось одно название: плотина разрушилась, русло некогда глубокой и полноводной реки замыло, и белые лилии и лодки исчезли из нее навсегда. Но рыба осталась, хотя и не в таком количестве, и чтобы ее поймать, нужно было очень постараться. Лещей я больше уже не ловил, а ловил на малька зубастых щук и пятнистых окуней. Для этого у меня была легкая удобная карбоновая удочка с катушкой и гибким концом, с которой можно, не уставая, бродить целый день вдоль берега и рыбачить в самых заманчивых местах. Щуки – достойные противники: они большие и сильные, и ошибок не прощают. Стоит немного зазеваться, как они утягивают леску в такие дебри, что вытащить их оттуда нет никакой возможности. В отличие от спиннингистов, у которых на блесне стоит тройной крючок, я ловлю на одинарный – иначе в корягах, где я обычно рыбачу, зацепишься раньше, чем найдешь рыбу, поэтому сходы неизбежны.
Щуки учили меня смирению. В мир, где, кажется, тебе все подвластно, распределено и спланировано, они врывались древней животной силой и ломали твой удобный уютный мир с его хвалеными коваными крючками, проверенной леской и сверхпрочной удочкой, способной вытащить грузовик. Когда рыба была сильней, вдруг оказывалось, что на самом деле здесь ничего тебе не принадлежит и от твоих желаний не зависит. Эту простую истину в обычной жизни трудно понять, а когда у тебя уходит большая щука, которая по всем законам физики и логики должна быть на берегу, понимаешь это сразу.
Сгоряча тебе хочется ругаться и даже выкинуть удочку в реку, но потом ты успокаиваешься и, если умный человек, начинаешь молиться. Потому что против такой древней силы и случайностей есть только Бог. В это мгновение ты становишься маленьким мальчиком, который пришел к отцу и, размазывая слезы, жалуется, просит, чтобы он все исправил. И он исправляет: удочка сгибается в дугу, ты сначала не веришь, а про себя вопишь: «Господи, помоги! Только не дай ей сорваться!» И когда рыба наконец-то оказывается на берегу, ты переживаешь самое настоящее чудо, от которого сердце наполняется радостью и благодарностью, что твоя молитва услышана.
Кроме храма, нет лучшего места на свете, чтобы читать молитвы, как у реки
Кроме храма, нет лучшего места на свете, чтобы читать молитвы, как у реки. Мои любимые святые – святой праведный Симеон Верхотурский, которого на иконах изображают с удочкой, и преподобный Пафнутий Боровский, в житии которого записано несколько историй, как он совершил чудеса на рыбалке, так что даже художник Нестеров изобразил его сидящим с удочкой на берегу. И мой духовный отец схиархимандрит Власий, духовник Пафнутьева Боровского монастыря, тоже рыбалку любит – его фото с удочкой возле реки есть в монастырском календаре. В жизни отца Власия, который в свои 84 года принимает народ с пяти утра до девяти вечера, а в другое время служит, это одно из немногих утешений, которое он может позволить себе раз в год или два. Когда удается оказаться с удочкой у реки, батюшка выглядит именинником и просто светится от счастья.
Мне повезло: в деревне, где у моих родителей дом, он стоит через улицу от реки, и весной ледоход можно даже услышать. В это время вся деревня высыпает на берег – и старые и молодые. Дети бегают у самой воды и визжат от счастья, глядя, как льдины с шумом и грохотом крушат друг друга и прибрежные ивы, выползая на берег, а старики стоят чуть поодаль, прищурившись от ослепительного яркого солнца, и на глазах молодеют.
Когда вода спадает, а берега одеваются в ослепительную яркую зелень, в нашей реке начинают ловиться караси. Это не какие-то там озерные недомерки с ладошку, а большие американские караси породы «Буффало», по килограмму и больше, которые приплывают из стоящего выше по течению водохранилища. Когда эти караси начинают клевать, деревенские мужики встают пораньше, чтобы успеть до работы порыбачить, а вечером нигде не задерживаются и снова на реку, потому что карась-рыба сначала ловится так, что только успевай закидывать, а через пару недель его словно и не было: вместе с большой водой уходит ниже по течению на ямы до следующего года.
А щуки некуда не уходят, они всегда здесь живут. Я ловлю их из года в год на одних и тех же местах, и они никогда меня не подводят. Я выхожу из дома не раньше обеда, потому что, в отличие от осторожных лещей, они клюют в любое время, и до обеда ты можешь спокойно писать, а потом бросить в рюкзак пару яблок, взять любимую удочку и отправиться на реку. Ты идешь по знакомой тропинке, наслаждаясь прозрачным голубым небом, желтыми березами на другом берегу и теплым пахучим воздухом, поднимающимся от трав, в котором летают паутинки и редкие уже бабочки. Где-то на солнце еще стрекочут кузнечики, но высоко в небе уже слышится курлыканье улетающих на юг журавлей, и ты понимаешь, что скоро все это исчезнет, и ты срываешь на ходу метелки полыни, вдыхаешь ее терпкий запах, стараясь сохранить его в сердце.
И это солнце, и эта река, и рыба, что сорвалась – все в руках Божьих
По дороге я люблю читать короткие молитвы разным святым, а, приходя на место, сажусь на обрыве над рекой. Достаю из чехла удочку, ставлю катушку, привязываю оснастку, а потом кладу ее рядом с собой в траву и просто несколько минут смотрю, ничего не делая. Река – вот она здесь, и щуки тоже здесь, и ты здесь, и лес на том берегу, и песчаный пляж, и сломанное в прошлом году бурей дерево под обрывом. Проблемы, что еще вчера казались неразрешимыми, отступают, и люди, с которыми ты был словно в плену, тоже. Рядом с этой рекой, под этим бесконечным небом, они перестают занимать неподобающе много места в душе, а становятся обычными текущими делами, которые ты потом спокойно разрешишь. Ты говоришь про себя: «Господи благослови!» и спускаешься к воде. «Господи, пошли мне щуку!» – просил я, закидывая удочку возле кустов и коряг. И большая щука клюет. Кивок вдруг быстро сгибается, леска плавно бежит в глубину, катушка трещит, а руки ощущает спокойную силу на другом конце. Щуку хорошо видно в воде, она большая и сильная. Я стараюсь без рывков, осторожно подвести рыбу к берегу, приподнимая ее большую зубастую голову над водой, а она упорно тянет в глубину и бросается против течения. Я быстро опускаю кончик удочки вниз, чтобы сдержать ее рывки, но в какой-то момент нервы не выдерживают, и, забыв про гибкую удочку и тонкую леску, просто тяну, в это время щука делает резкий рывок, леска натягивается до предела и лопается. И вот я стою, глядя невидящими глазами на оборванный кончик лески в руке, и не могу поверить, что все кончено...
А потом я сижу на обрыве, смотрю на заходящее над рекой солнце, грызу пахучее яблоко из осеннего сада и всем своим существом понимаю, что все в руках Божьих. Это нисходит как откровение, так что хочется плакать. И это солнце, и эта река, и это яблоко в твоей руке, и рыба, что десять минут назад сорвалась – все в руках Божьих. Ты просил, чтобы Господь послал тебе щуку? Просил! Господь послал? Послал! А ты? Не получилось! И? Господи, дай мне поймать большую щуку! И потом все начинается сначала, ведь рыбалка только начинается...
Денис Ахалашвили